Это все началось очень-очень неожиданно. Да и незаметно. Сонливостью излишней Эйлин итак страдала большую часть жизни, так что её неожиданные "отключения" можно было списать именно на привычный ритм жизни. Ничего необычного.
А вот когда её начало тошнить от резких запахов - тут уже начало просыпаться беспокойство. Но, подумав, что умудрилась подцепивший какой-нибудь вид гриппа, девочка без задней мысли направилась на осмотр ко врачу. И то, что она узнала, после того, как сдала на анализ кровь, стало Большим и очень пугающим сюрпризом.

Ничего удивительного, что узнавшая о своей беременности школьница умудрилась сжечь завтрак. Нет-нет. Её мысли были слишком далеко от этой бытовой проблемы и грозящий вот-вот начаться пожар её тоже не очень беспокоил.

голову на бок, взгляд на Фостера. Прострация. Вот и как она ему об этом скажет? Сама-то в каком состоянии, а с этим излишне впечатлительным художником что подобная новость сделать может? Мычащий зомби. Полная прострация.
- Творю...?
Безучастный взгляд на сгоревший завтрак. Наконец, дошел до ноздрей и запах гари. К горлу подступил ком. Тошнота. Гаунт еле успела в сбежать с кухни и запереться в уборной, прежде чем её вырвало. Все же нет в беременности ничего милого. Тошнит и спать хочется, а это ещё только начало!
Умывшись и прополоскав рот, апатичная альбиноска вернулась на кухню. Возжелав иметь у себя противогаз, она с мрачным видом принялась убирать то, что осталось от "недозавтрака".

- В полном, - лениво отозвалась Эйлин, вручая художнику пакет с мусором.
запах гари был отвратителен и действовал очень сильно - Гаунт чувствовала, что вот-вот и её опять вывернуть может. Поэтому, вручив художнику пакет, она открыла окна нараспашку, высунув голову и вдохнув полной грудью немного свежего воздуха.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Через минуту-две ей, все-таки, полегчало.
Скосив глаза на сковородку, Эйлин устало вздохнула. Работа по дому всегда давалась ей с легкостью, в отличие от ещё более неуклюжего Оливера, поэтому-то она и взялась все-все делать сама. Однако же сейчас не было сил чем-либо заниматься, а завтрак приготовить нужно было. Слезы так на глаза и наворачивались от беспомощности.
А ещё нужно было собраться и поговорить с незадачливым "папой", но как? Альбиноска и не уверена даже, нужен ли ему этот самый ребёнок.

- Тебе список составить? - вместо апатии пошла агрессия.
Слишком резкая смена настроения. Проклятые гормоны не позволяли, привыкшей держать себя в состоянии безразличия, Эйлин и дальше контролировать свое настроение. Нет, вместо этого у неё начиналась самая настоящая истерика, с воплями, визгами и, быть может, побитыми тарелками.
Вдохнув поглубже, Гаунт попыталась собраться с мыслями и успокоится. Главное было - не психануть. Усевшись за стол, альбиноска прижала пальцы к вискам. Сосредоточься. Снова вздох. Глядя на Оливера из-под челки, Эйлин на минуточку задумалась, составляя список необходимых, в данный момент, вопросов. Но первым задала совсем-не тот, что планировала.
- Оливер, ты меня любишь?

Уголки губ странно дернулись. Ладно, не будем раскрывать всех причин нынешнего недоверия, их эти двое прекрасно осознают и сами. То есть теперь люди насилуют тех, кого любят? Не удержала себя от такой мысли, но что делать? Хорошо уже то, что она не стала произносить этого вслух, вновь напоминая художнику, как сильно он облажался.
Сделав ещё один глубокий вдох, Эйлин возвела глаза к потолку. Ладно, ходить вокруг да около не очень-то впечатляет.
- Я беременна. Поздравляю.
Сказала, как отрезала.

Как противовес Оливеру - Эйлин была абсолютно спокойна. Так по обычному, будто ничего и не случилось. Полное безразличие на довольно детском личике. И ведь внутри все так и кипело, а сама альбиноска сейчас просто мечтала хорошенько стукнуть художника. Так, для профилактики, и чтобы привести его в чувства.
- Хочешь сказать, что ты даже не помнишь?
Холодные нотки ярости пропитывали голос. Даже застилающая его спокойная, немного безразличная интонация не смогла скрыть того простенького факта, что Эйлин вот-вот выйдет из себя. Но, вместо этого, она, поджав губу, залилась слезами. Ох уж эти беременные и их гормоны.

- Убери руки! - жесткий выговор сквозь истерику.
Не стала дожидаться - выкрутившись из объятий, Эйлин сама отошла в сторонку. Расттроенная, разозленная, разочарованная. Смахнув упрямо текущие слезы, альбиноска глухо фыркнула. И все-таки, как-то болезненно она это воприняла. Слишком неувенный, и даже не помнил случившегося. Разумеется, даже такую как Гаунт это сильно задевало. Что-то невнятно проговорив себе под нос, девочка зашагала прочь с кухни, после чего заперлась в ванной. Включив воду посильнее, чтобы блокировать прочие шумы, Гаунт все-таки позволила себе сорваться на истерику, со всеми её неприглядными последствиями - слезы, сопли, всхлипывания и рыдания.

Даже в одиночестве побыть - и то нельзя. До смешного. Но последняя фраза Оливера смогла таки растормошить ревущую в уголочке Гаунт. "Умирать?" Несколько секунд девушка переваривала его слова. И не смогла сдержать смешка, хотя сквозь всхлипы и сотрясающие её рыдания - смешок получился странным. Худо бедно высморкавшись, Эйлин выключила шумную воду и подошла к двери.
До смешного... Он правда думает, что я буду с жизнью кончать?
Смех да и только. Зато - отличный повод заставить художника потрепать и себе нервы. Что уж там, в Эйлин периодически просыпался мстительный садист. Он думает, что она хочет утопиться? Она создаст услувия, при которых будет выглядеть... несколько похоже... 
- Уйди! - а как хорошо, что она ещё не до конца успокоилась - голос дрожащий, хриплый. В нем так и отдается то, что всего пару мгновений назад девушка сотрясалась от рыданий. 
Тихий плеск воды - даже не удосужившись раздется, Гаунт забралась в ванную. Просто интересно. Насколько сильно он разозлится, если будет думать, что она действительно решила утопиться?
Он же не сможет выломать дверь, верно? - немного неуверенные мысли. Все же, Оливер мужчина. И вряд ли Не сможет её выломать. Но, что уж.
Шутить так шутить.

Девушка звучно фыркнула, проведя кончиками пальцев по поверхности воды. Сидеть так вот в воде, в одежде... мягко говоря, неприятно. Задержав дыхание, альбиноска прислушалась, чтобы услышать, что там предпримет художник.
Скрежет, скрип, неприятных хруст.
Взламывает замок... Это же куда дольше, - хмуря брови, подумала Гаунт.
Дверь открылась и пред ней предстал Оливер, во всей красе. Бледный и встревоженный, он постепенно покраснел от злости. И... раскричался.
- Не ори на меня, - огрызнулась альбиноска, поднявшись. С одежды сразу потекло ручьями. - Сам виноват, нечего было думать про меня всякие глупости! Я похожа на человека, который будет совершать акт суицида?!
Скрестила руки на груди, сверля Фостера пронзительныым взглядом. Минута. может чуть больше, и Эйлин все же вылезла из ванной. Стянув мокрые свитер и юбку, она забросила их в стиральную машинку. Что смущаться нижнего белья, он все равно уже все видел. Девочка схватила художника за воротник, заставив наклонится.
- Нам сейчас предстоит очень серьёзный разговор, - сердито произнесла девочка, потащив художника за собой в гостиную.

Раздраженно бормоча себе под нос, Эйлин подхватился с кресла заытую там кем-то рубашку. Сложно понять, чья именно - в конце концов, носить одежду, большую размера на два-три - вполне в её духе. Продолжая сердитое ворчание, Гаунт все же соизволила набросить на плечи сей предмет одежды. А послушав просьбу художника - снизошла до такой тривиальной вещи, как застегнутые пуговицы.
Жестом указав Фостеру на диван, заставляя сесть, девочка забралась в кресло. Подождав, пока усядется и парень, Эйлин глухо фыркнула. Уставилась на художника мрачным взглядом и молчала. Гипнотизировала, словно какой-то удав несчастного кролика. Вот-вот пасть разинет и проглотит целиком.
Наконец, обреченно вздохнула и, теребя край рубашки, растерянно спросила:
- Ну? Что делать?

Хоть в чем-то мысли сошлись. Убивать этого ребёнка Эйлин и сама не собиралась, так что оливер лишь озвучил её собственные мысли на тэот счет. Ну, хотя,в ероятно, у них были разные причины для подобных мыслей. Устало вздохнув, альбиноска положила пальцы себе на веки и самую малость надавила. Небольшая рябь, что была видна даже с закрытыми глазами, немного отрезвила её мысли.
- И что делать, когда ребёнок родится?
Слюна будто исчезла, во рту было сухо, будто бы Наунт несколько часов уже блуждала по жаркой пустыне совсем без воды. До того нервничала, что, в конце концов, прекратила смотреть на художника и опустила взгляд. Действительно, и что им делать с этим ребёнком? Они же наверняка не справятся...